Неточные совпадения
Но
существо этого донесения говорило лишь
о том, что мы знаем из первой главы. Грэй положил бумажку в стол, свистнул вахтенного и
послал за Пантеном, но вместо помощника явился боцман Атвуд, обдергивая засученные рукава.
По
существу о свободе и ее противоречиях речь будет
идти в следующей главе.
Старик,
о котором
идет речь, был
существо простое, доброе и преданное за всякую ласку, которых, вероятно, ему не много доставалось в жизни. Он делал кампанию 1812 года, грудь его была покрыта медалями, срок свой он выслужил и остался по доброй воле, не зная, куда деться.
Услышишь
о свадьбе,
пойдешь посмотреть — и что же? видишь прекрасное, нежное
существо, почти ребенка, которое ожидало только волшебного прикосновения любви, чтобы развернуться в пышный цветок, и вдруг ее отрывают от кукол, от няни, от детских игр, от танцев, и
слава богу, если только от этого; а часто не заглянут в ее сердце, которое, может быть, не принадлежит уже ей.
И он поскорее отводил глаза, поскорей отходил, как бы пугаясь одной идеи видеть в ней что-нибудь другое, чем несчастное, измученное
существо, которому надо помочь, — «какие уж тут надежды!
О, как низок, как подл человек!» — и он
шел опять в свой угол, садился, закрывал лицо руками и опять мечтал, опять припоминал… и опять мерещились ему надежды.
Я спал в комнате,
о которой упоминал, что ее стена, обращенная к морю, была по
существу огромным окном. Оно
шло от потолочного карниза до рамы в полу, а по сторонам на фут не достигало стен. Его створки можно было раздвинуть так, что стекла скрывались. За окном, внизу, был узкий выступ, засаженный цветами.
Круциферский вышел. Глафира Львовна с величайшим пренебрежением отзывалась
о нем и заключила свою речь тем, что такое холодное
существо, как Любонька,
пойдет за всякого, но счастия не может доставить никому.
Проходя домой по освещенным луною улицам, Иосаф весь погрузился в мысли
о прекрасной вдове: он сам уж теперь очень хорошо понимал, что был страстно, безумно влюблен. Все, что было в его натуре поэтического, все эти задержанные и разбитые в юности мечты и надежды, вся способность
идти на самоотвержение, — все это как бы сосредоточилось на этом божественном, по его мнению,
существе, служить которому рабски, беспротестно, он считал для себя наиприятнейшим долгом и какой-то своей святой обязанностью.
Надо ли говорить
о том, как усердно, безукоризненно, почти вдохновенно работала в этот вечер вся труппа? Все цирковые
существа: женщины и мужчины, лошади и собаки, униформа и конюхи, клоуны и музыканты — точно старались перещеголять один другого. И надо сказать: после этого представления дела Момино так же внезапно, как они раньше падали, теперь быстро
пошли на улучшение.
Пора человеку узнать себе цену. Что же, в самом деле, он какое-нибудь незаконно рожденное
существо? Пора ему перестать робко озираться по сторонам — угодил ли или не угодил он людям? Нет, пусть голова моя твердо и прямо держится на плечах. Жизнь дана мне не на показ, а для того, чтобы я жил ею. Я сознаю свою обязанность жить для своей души. И заботиться хочу и буду не
о мнении обо мне людей, а
о своей жизни,
о том, исполняю я или не исполняю я свое назначение перед тем, кто
послал меня в жизнь.
Не
о духе только, но и
о плоти, и притом
о социальной, точнее всечеловеческой плоти,
идет здесь речь, об ее спасении и просветлении, а далее и об узрении человечества, как того живого
существа, Адама-Кадмона, Grand etre,
о котором в единогласном прозорливстве говорят еврейские каббалисты,
О. Конт, Вл. Соловьев.
Речь
идет здесь
о некотором выделении
существа жены из
существа мужа.
В религиозном процессе, который и составляет
существо мировой истории, дело
идет о спасении от мира,
о взыскании Бога человеком («из глубины воззвах к Тебе, Господи») [Пс. 129:1.], а вместе и
о спасении мира.
«
О, теперь жизни и жизни! — пишет смешной человек, проснувшись. — Я поднял руки и воззвал к вечной истине: не воззвал, а заплакал; восторг, неизмеримый восторг поднимал все
существо мое. Да, жизнь! Я
иду проповедывать, я хочу проповедывать, — что? Истину, ибо я видел ее, видел своими глазами, видел всю ее
славу».
— Всеконечно, Михаил Терентьич, но ни рассуждать мы по
существу, ни судить без апелляции не можем, не токмо что
о вселенной, а
о том — откуда мы и куда
идем.
Совместительство у нас есть очень старое и очень важное зло. Даже когда по
существу как будто ничему не мешает, оно все-таки составляет зло, — говорил некоторый знатный и правдивый человек и при этом рассказал следующий, по моему мнению, небезынтересный анекдотический случай из старого времени. — Дело
идет о бывшем министре финансов, известном графе Канкрине. Я записал этот рассказ под свежим впечатлением, прямо со слов рассказчика, и так его здесь и передам, почти теми же словами, как слышал.
При воспоминании
о ней светлая улыбка озарила лицо умирающего. Живо вспомнилась ему минута разлуки с этим, тогда единственным любимым им
существом. Ему
пошел одиннадцатый год, и отец повез его в Москву, в гимназию.
Если я вам заговорю
о своей страсти, вы меня
пошлете к черту; но если я вам скажу, что все в вашем
существе, что вызывает любовь, что просится наружу: ум, блеск красоты, каприз, — все, все нуждается в тонком понимании, а не в пустом волокитстве, это будет сущая правда, и вы мне поверите не сегодня, так чрез несколько дней…
Вечером того же дня пришло в местечко известие, что отряд Брандта, вышедший из Мариенбурга, не нашел на розенгофском форпосте ничего, кроме развалин, и ни одного живого
существа, кроме двух-трех израненных лошадей; что Брандт для добычи вестей
посылал мили за три вперед надежных людей, которые и донесли
о слышанной ими к стороне Эмбаха перестрелке, и что, вследствие этих слухов, отряд вынужден был возвратиться в Менцен и там окопаться.
— По-другому любить не могу. Ты сама видишь. А это гадко — так ревновать. Дальше
пойдет еще хуже, когда ты поступишь на сцену. Не
о себе я должен думать, а
о тебе, Надя… Переделать себя я не буду в силах до тех пор, пока ты мне дорога… как любимое
существо.
Здесь речь
идет не
о существе оккультизма, а лишь
о внешних, популярных, экзотерических его проявлениях.
— Граждане! Так нельзя! Вопрос
идет во всесоюзном масштабе, — понимаете вы это? А вы
о каких-то гвоздях. Об деле говорите. По
существу.
— Дело
идет о спокойствии и счастии одного неповинного ни в чем
существа… вы бы не хотели сделать его несчастным… — продолжал Гладких. — Я говорю вам более, чем смею… Если бы это было возможно, я из всех выбрал бы только вас в мужья Тане, — я разгадал в вас честного человека! Но, увы, это невозможно… Вы не будете больше искать с ней встречи? Обещайте мне это?
Старшая его дочь, Екатерина,
о которой мы уже имели случай упоминать, была не из таковских, чтобы нападки отца оставлять без надлежащего отпора. Она была в полном смысле «его дочь». Похожая на Малюту и саженным ростом, за который он получил свое насмешливое прозвище, и лицом, и характером, она носила во внутреннем
существе своем те же качества бессердечного, злобного эгоиста, злодея и палача, как бы насмешкой судьбы облеченные в женское тело. Екатерине
шел двадцать третий год.